Обещаю вернуться с войны. 

Не живым, но всё-таки раненным. 

Принести тебе горсть весны 

И обжечь поцелуем пламенным. 

Он вспомнил, как они пришли на место пожарища, потоптав угли и нанюхавшись вонью человеческого мяса. Сжечь людей живьём...

«Су-у-у-ки, вам пизда!» — Бригадир скинул кожаную куртку, обнажив галерею татуировок. Чёрным по белому замелькала серия свастик. Сорок человек обнажило свой торс и заорало «Зиг Хайль!», вскинув руки к солнцу. Молодая кровь вскипала, готовясь навсегда перестать пульсировать в человеческих телах.

Он всегда играл в домино с этими простецкими и добродушными мужиками из соседнего двора. Просто у него не было больше никаких знакомых в этом забытом Богом городишке, в который он переехал менее года назад. Он не любил рассказывать о своём прошлом, а они его не особо расспрашивали. И это устраивало всех, когда они собирались практически каждый весенний, летний и осенний вечер за столиком в соседнем к ему дворе и пили пиво, перемешивая кости по плоской поверхности.

Она впервые брала интервью у пожизненно заключённого и от того волновалась. И боялась тоже. Его в первую очередь.

— Не бойся меня. Я тебя не трону. — Человек с обезображенным лицом сидел за столом, сложив руки на груди. — Я не маньяк. Меня бояться не стоит.

— Я постараюсь… — она неуверенно присела на стул и посмотрела в его страшное лицо.

— Пусть остальные выйдут.

— Простите, что?

— Я сказал, пусть выйдут остальные. Я не стану говорить, пока они не уйдут. — Он показал пальцем на двух охранников, стоящих у двери. — Я сказал тебе, Я ТЕБЯ НЕ ТРОНУ! Отведи псов, поговорим по людски.

«Это действительно страшный человек.» — подумала она и обернулась на охрану: 

— Вы можете выйти?

— Этот человек убил больше ста человек...

— Это официально, в протоколе… — захохотал обезображенный заключенный.

— Вы точно хотите, чтобы мы вышли?

— Да. — она почувствовала, как по её спине потёк холодный пот.

— Мы будем возле двери. Если сможете, кричите.

Железная дверь захлопнулась, оставив её наедине с сумасшедшим.

«Самый страшный грех — это жалость к слабым, этим мы предаём природу.» (Гитлер)

Штурман, Череп и Молодой поднимались по лестнице, залитой помоями и рыготиной, отворачиваясь с отвращением в сторону перил.

— Ну и клоповник, блять! — прошептал Штурман, переступая через какое-то собачье дерьмо. — Десять этажей полного пиздеца! Привыкай, Молодой. 

Молодой уныло кивнул под смешки двух старых прожжённых ветеранов. 

Череп умело сковырнул гвоздодёром замок чердака полупустующего подъезда. Когда они поднялись вверх и пошли направо, ближайший люк уже был открыт. 

«Вот, что значит работать в команде, Молодой!» — в волчьей ухмылке расплылся Череп. — «Нас встречают распростёртыми объятиями!»

Первую часть, кого заинтересует, читать здесь.

Есть люди, которых называют избранными. Как-будто бы Бог поцеловал их при рождении и им всегда сопутствует удача. Он был одним из них...

Белый свет в конце грязного тоннеля удалялся, его сознание летело лабиринтами каких-то картин. Словно калейдоскоп, вокруг него мелькали города и лица. «Я должен!» — голос кричал вокруг. «Я смогу!» — тряслась молекулами Вселенная.

Он распахнул ногой двери клуба «Сапсан» и прошёл внутрь. 

— Мужчина, куда вы пошли?

— Где ваш билет?

Он обернулся и посмотрел сквозь них глазами убийцы.

— Я пришёл забрать свою дочь. Свою… Дочь...

— Папа, я хочу кушать!

Дети, теряли сознание прямо на улицах. Неся свои, набитые чужим враньём лжезнания, бумажные килограммы макулатуры. На голодный крохотный желудок. Тонкие кости, в которых еле теплилась душа ангелов. Таких доверчивых и отзывчивых.

Вытряхивая последние крохи из проеденного государственными крысами кисета он поднял глаза вверх. «Всё лучшее детям!» — лозунг усмехающийся сверху. Над грязью, смертями и надвигающейся чумой.

— Святой отец, я разуверился в Боге!

Разочарованные глаза тонули в голубизне озёр того, кто видел сквозь пространство.

— Это не страшно, сын мой. Я тоже знаю, что его нет.

-Так как же… Как же… — Лёгкие сдавило немым вопросом, а губы тряслись, как руки грешника перед алтарём.

— А вот так. Главное, чтобы у людей была вера. Истинная Вера. Чтобы было ради чего жить. Чтобы было ради чего дышать.

Когда последний убийца и вор встаёт на путь исправления, перечёркивая в своей памяти прошлое во имя несуществующего Бога… Разве я могу ему сказать, что Бога не существует? 

Когда наркоманы приезжают в обитель в попытках исцеления и завязать. Разве я могу им сказать, что они ошиблись адресом? И они чудесным образом исцеляются.

Знаешь, сын мой, главное верить. Просто верить. Есть Сила непонятная никому из нас. Великая и Непонятная. И она правит всей этой бренностью.

— Вы знаете, доктор, я реально чувствую себя сумасшедшим. Меня постоянно преследуют навязчивые мысли и… как бы это правильно выразиться… М-м-м… Мания преследования, паранойя. Не знаю. Я действительно в какой-то растерянности, — молодой мужчина вжался в кресло и неуверенно, будто путник, ступающий по болоту в поисках твёрдой почвы, пытался подобрать нужные слова.

— Алексей, вы главное успокойтесь и расслабьтесь. Дышите глубже, закрыв глаза и представьте, что меня здесь попросту нет. Представьте, что вы находитесь наедине с собой и просто ведёте сам с собой мысленный диалог. Мне важно понять, что конкретно вас беспокоит и чем вызвано ваше беспокойство. Найти его причину. А я буду вести себя так, будто меня здесь нет. Хорошо? — доктор сидел позади него и говорил каким-то странным успокаивающим голосом. Ему сказали, что это лучший психоаналитик в городе. Большие часы с маятником напротив его кресла мерно отстукивали секунды. Будто погружая его в транс. Назад — вперёд… Назад — вперёд… И это странным образом его успокаивало.