«Значит вот она какая, амнистия по случаю конца света», — Дмитрий подошел к каменной стене и поднял голову вверх. Из-под самого потолка, сквозь толстые пыльные стекла зарешеченного оконца в его камеру проникали живые лучи солнечного света. Совсем не так, как раньше, там, в прошлой жизни. Ну, хоть напоследок прикоснуться к этим частицам свободы… И он сделал один глубокий вдох, надолго затаив дыхание – хотя и понимал, что никакого сквозняка с воли щели этих стен к нему не пропустят. Позади него уже раздавались звуки открываемой двери. Он закрыл глаза и представил, как совершает обороты вокруг своей оси ключ, находящийся внутри механизма замка. Вот с характерным щелчком в сторону отходит засов.

По правилам внутреннего распорядка тюрьмы, сейчас он должен был продолжать стоять лицом к стене, широко раздвинув ноги и подняв руки над головой с раскрытыми ладонями, обращенными в сторону выхода, громко и четко начиная выкрикивать свою фамилию, имя и отчество, а также статьи, по которым он был пожизненно осужден. Но Дмитрий знал уже точно, на этот раз к нему пришли не для того, чтобы проводить очередную проверку. Сюда идут, чтобы передать ему билет на тюремное кладбище. Или куда там они теперь станут выносить сотни свежих местных трупов… А потому, во всех этих прелюдиях и соблюдениях правил уже не было никакого смысла. Он как-то грустно и зло ухмыльнулся, разворачиваясь навстречу человеческому силуэту, из рук которого в следующее мгновение выпорхнула вспышка.

В лоб как будто ударило молнией, от удара голову запрокинуло назад, увлекая вслед за собой и все тело… Куда-то глубоко вниз, в тёмный и бесконечно-бездонный колодец. Он слышал, как свистит в ушах воздух, разрезаемый на части его стремительным падением. Глупое человеческое естество пыталось кричать, ещё не осознавая, что уже не может этого сделать. Дыхание в ужасе затаилось в легких, а сердце бешено колотилось в попытках вырваться наружу. Затем тело будто бы подхватило встречным воздушным потоком и понесло куда-то вбок, разворачивая в полете десятком сложных и замысловатых пируэтов. И наконец, Дмитрий почувствовал удар во что-то отвратительно вязкое и терпкое на вкус, как огромная лужа грязи, от погружения в которую у него тот час же заложило уши. 

Он принялся неистово грести руками, пытаясь выбраться на поверхность, чувствуя, как его ротовая полость заполняется этой жижей и начинает невыносимо гореть. Он уже задыхался и, казалось, что вот-вот потеряет сознание, утопая в этой зловонной пучине, когда ступни его босых ног наконец нащупали какую-то более менее твердую почву. Ему удалось сделать несколько шагов вперед и, словно почувствовав, что спасительный воздух уже близко, из последних сил он оттолкнулся ногами от дна и рванул вверх, выныривая наружу. Желудок тут же вывернуло наизнанку, а затем мучительная боль разорвала пространство между ребер, заполняя его кислородом.

После того, как Дмитрию удалось отдышаться, он ещё несколько минут с усилием брёл по грудь в грязи в неизвестном направлении, словно слепой щенок, пытаясь понять, как же отсюда выбраться. Постепенно поверхность  дна начала подниматься вверх, болото нехотя отпускало нежданную жертву из своих объятий, недовольно булькая лопающимися пузырями позади. Ну вот же она наконец, земля! Он обессиленно упал на неё и, словно гладя, принялся ощупывать её сырую неровность. Если это уже ад, то почему тогда здесь так холодно? Дмитрий никогда не был религиозен, даже находясь в заключении, не уверовал в существование Бога. Но и попытаться хоть как-то иначе объяснить все происходящее вокруг он сейчас просто не мог.

Где-то высоко вверху и вдалеке, как путеводный береговой маяк, ярким, но при том холодно-синим светом вспыхнуло нечто. Это было похоже на звезду, одиноко озаряющую под собой мрачный черный лес и одинокого еле живого человека на берегу грязевого болота. Всего одна звезда… И ни луны, ни колодца, исторгнувшего его в эту странную местность. Наверное даже самые заядлые и совсем уж конченые наркоманы не испытывают таких жесточайших трипов! Но насколько же все происходящее походило на реальность! Вот откуда-то между деревьев подул холодный ветер, заставляя трястись продрогнувшее тело. Дмитрий сделал несколько шагов вперед, морщась от того, что сосновые иглы кололи ступни. Ледяно светило над ним вспыхнуло ещё ярче, слезящиеся глаза обожгло ультра-фиолетовым свечением, и тут, как будто бы откуда-то сверху, с невидимых небес, грянул голос, который не мог принадлежать человеку. Гром до боли в голове, разносящийся эхом в глубинах его черепной коробки. Это был не его родной язык – это скорее всего не был вообще ни один из человеческих языков, когда-либо существовавших на планете. Но он его понимал и различал сказанное. Это было как знание, дарованное свыше.

— Он слышит тебя, Ильмхеорн. Говори с ним – он поймет.

-Ты слышишь меня, человек? Ответь нам, твоим создателям, если ты можешь слышать, — два голоса были неотличимы один от другого. Гром разговаривал с ним и не отвечать ему было нельзя. Потому что какой-то первобытный ужас сковал все его тело, и казалось, что промолчи он в эту секунду, и эти неведомые Боги обрушат на него свой гнев, превратив его в пепел одним своим касанием. И он ответил им, содрогаясь при этом всем телом:

— Я слышу…

— Если ты действительно слышишь нас, то это значит, что ты избранный. Ты один из тех, кто смог почувствовать и понять – последний час человечества уже пробил. Мы создали вас тысячелетия назад, мы помогали и растили вас, мы дали вам религию и технологии, законы, по которым вы должны были развиваться, и человеческую мораль. Мы наблюдали за вами все эти тысячелетия и мы поняли – вы не оправдали наших надежд. Развитие духа прекратилось на этой планете. Великий Абсолют не получает более прогресса. Вы несете только смерть. Даже сама планета, на которой вы жили, уже не хочет вас терпеть. Теперь все. Время пришло – и ты меня слышишь. Все, кто меня слышат, пусть знают – у вас есть три месяца, чтобы прийти к ковчегам. Там, мы сами определим, кто достоин остаться у нас, а кто нет. Вы сами породили смерть, которая вас уничтожит. Через три месяца здесь будут другие. Ваш цикл подошел к концу. Так хочет Великий Абсолют – на то его воля.

— Но как я могу? Я же здесь… Или я там… Я не знаю…

— Тебе была дарована честь слышать, а значит, твое время ещё не пришло. Судьбой распоряжаемся мы. Иди… Вернись и сделай  так, как я тебе сказал. У всех будет шанс. Но не всем будет дарована вечность.

Сосновые иглы под ногами взлетели и закружились в хороводе вокруг него, весь мир разорвался на миллионы осколков. Дмитрий почувствовал, как расщепляются атомы, увидел потоки вечной энергии и водопады времени. «У всех будет шанс. Но не всем будет дарована вечность». Он открыл глаза и застонал от адской боли, обжигающей голову. Когда его глаза перестали видеть то, что было запрещено видеть непосвященным, он вновь увидел темноту своей камеры сквозь кровавые потеки, застилающие глаза.

«Я все еще жив» — пронеслось в его голове. «Три месяца, чтобы прийти к ковчегам. Куда идти то? Да хрен его знает. Я вообще в камере с раскроенной башкой. Кровища хлещет – вот ведь бред какой-то привиделся!»

«На это Иисус сказал: истинно, истинно говорю вам: Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не увидит Отца творящего: ибо, что творит Он, то и Сын творит также. 
20 Ибо Отец любит Сына и показывает Ему все, что творит Сам; и покажет Ему дела больше сих, так что вы удивитесь. 
21 Ибо, как Отец воскрешает мёртвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет. 
22 Ибо Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну, 
23 дабы все чтили Сына, как чтут Отца. Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его. 
24 Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Моё и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешёл от смерти в жизнь. 
25 Истинно, истинно говорю вам: наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут. 
26 Ибо, как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе. 
27 И дал Ему власть производить и суд, потому что Он есть Сын Человеческий. 
28 Не дивитесь сему; ибо наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия; 
29 и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло – в воскресение осуждения.»

Отец Яков прервал своё чтение, почувствовав чьё-то присутствие в часовне. Язычки пламени на свечах начали трепыхать, словно от дуновения сквозняка. Вдруг одна свеча загорелась синим огоньком. Затем вторая, затем третья. Отец Яков перекрестился ещё раз и закрыл глаза, чувствуя, как замирает время на секундных стрелках вечности. Его душа воспарила над землей и он увидел мир, охваченный дымом.

По улице, на которой располагалась его церковь, бежали люди, ищущие помощи и крова. Они в отчаянии стучались в двери подъездов и домов, но никто им не открывал. На воротах церкви висел массивный амбарный замок. Пожилая женщина, вцепившись маленькими худыми кулачками в чугунные прутья, повисла на них со слезами и что-то шептала, обращаясь к Богу, когда на неё сзади навалился окровавленный человек с нечеловеческими глазами и с утробным хрипом принялся перегрызать ей шею. Люди кричали и бежали в панике, человеческая толпа сметала все на своем пути. Маленькая девочка, отпустив руку матери, оказалась вовлеченной в людской поток, и со слезами закричала: «Мама!». Старуху на костылях опрокинул этот поток, и она беззвучно плакала, чувствуя, как хрустят её кости, под ногами сотен бегущих в ужасе людей.

Москва и Питер, как и остальные большие города, представляли из себя ещё более ужасающее зрелище. На гигантских городских кладбищах разверзались могилы недавно упокоенных. Трупы вставали и шли в направлении своих бывших квартир, по пути кидаясь на людей, испытывая сатанинский голод и ненависть ко всему человечеству. Эпидемия смерти в геометрической прогрессии летела по земле, не щадя ни одного населенного пункта. Но страшнее мегаполисов мест для создания живых могильников на земле вряд ли можно было придумать. Миллионы людей, стоящих в пробках и передвигающихся на многолюдных улицах, вдруг оказались в одном месте с существами в человеческой плоти, вернувшимися с того света, и стремящимися в центр. Туда, где есть, чем питаться бездушному организму, влекомому по окровавленным улицам лишь жаждой охоты и смерти.

Отец Яков увидел, как горел в огне Ватикан, подожженный в отчаянии своими фанатичными священнослужителями. Папа Римский стоял на его балконе и с ужасом смотрел вдаль, разгорающуюся ответными всполохами пожарищ. Времени не существовало, секунду полетели в обратном отсчете.

Он увидел то, как происходило Вторжение. Атмосфера лопнула на части, превращаясь в черную дыру, из которой выходили в этот мир тысячи огромных каменных пирамид, летящих, словно диковинные каменные пирамиды. Невидимые вибрации материй сдвигали пласты реальности по всему миру. Где-то у берегов Японии поднялась гигантская волна, накрывшая острова и унеся с собой миллионы жизни. Жизнь человечества подходила к концу – ОНИ пришли, знаменуя это.

На радарах мировых спецслужб высветились десятки зеленых точек, неопознанные объекты, нарушающие все возможные границы.  Президенты мировых держав разговаривали по телефонам, миллиарды людей застыли, в шоке наблюдая за тем, как в небе парят каменные глыбы. У кого-то сдали нервы, поступил сигнал, палец нажал на кнопку. Ракеты взмыли вверх, чтобы встретить непрошенных гостей своим наконечником стальных стрел. Ещё какие-то мгновения и небо разродится дождём из обломков падающего камня и горящего железа. Незримый импульс пролетел над планетой, ракеты развернулись назад.

Пять секунд тишины…

В мире больше не существовало Вашингтона, от кремлевских звезд ничего не осталось, Северная Корея лежала в руинах. Какие-то законы физики перестали работать. Электроны замерли в своем потоке, интернет перестал работать, никто ни до кого не дозвонился, по телевизионному экрану оборвалась речь диктора, призывающего всех сохранять спокойствие.

Ультра-фиолетовый луч коснулся земли, проникая под её покровы. Мертвая человеческая ткань обрела новую жизнь. Энергетические потоки существующего изменили своё русло. Сгустки тумана начинали приобретать очертания двух медуз, с расплывчатыми контурами. Облики тысяч человеческих лиц ежесекундно сменялись в клубах свинцового дыма. Лицо старика, лицо младенца, лицо беззубой старухи, лицо азиата – наконец, лицо человека, изображаемого на иконах католиков и православных. Тонкая бородка и красивые черты лица, длинные волосы и всепрощающий взгляд глаз, выворачивающий наизнанку кающихся и просящих.

— Он видит тебя, Ильмхеорн! Говори с ним.

Взор Иисуса Христа наполнился гневом, затем милостью, а затем усталостью. Он посмотрел в его глаза и отец Яков почувствовал, как по его телу побежали мурашки. Он не видел ничего, кроме этих глаз, утопая в темноте зрачков бесконечного космоса.

— Ты увидел больше, чем дано человеку. Я создатель сего мира и сего человечества. Я тот, кому ты молился все эти годы. Полагая, что я есть твой Бог. И пусть будет так… Я свой у каждого из вас. Я создал людей, я научил их любить и жить, я дал египтянам свой храм, я воздвиг пирамиды, я явился вам в теле Христа, Магомеда и Будды. Я тот, кто создал вас, чтобы вы развивались и развивали Абсолют. Но только избранные из вас услышали меня. А ты ещё и увидел. Твоим глазам не суждено будет больше видеть – это мой дар. И я заберу тебя. Но потом. Найди человека рядом с собой, которой меня услышал. И отправь его найти ту, которая меня увидела. Она в твоем храме, где ты искал встречи со мной. Ты нашел меня, а она нет. Но только тот, которого ты должен освободить, приведет её ко мне. Сделай это Яков. И твоя душа придёт ко мне. И ты увидишь то, для чего во истину был создан человек, чтобы прийти к Абсолюту.

Свечи померкли и отец Яков почувствовал, что он снова находится здесь в часовне, среди икон. Только вот мрак вокруг него никак не давал ему понять в какой стороне выход. Он полз на коленях, размахивая руками вокруг себя, пока наконец не нащупал древесину стола. На ней был коробок спичек. Он зажег одну из них… — и не увидел ничего, чувствуя пламя возле своей бороды.

«Но только тот, которого ты должен освободить, приведет её ко мне». Отец Яков пошатываясь встал на ноги и побрел в полной темноте в ту сторону, где должен был находиться выход, чтобы открыть засов двери часовни. Никто в этом мире не знал что происходит. Но был Бог, или Боги, и были те, кто их видит и слышит. И на этом теперь держалось существование мира, отверженного создателями.