Через час Дмитрий услышал человеческие шаги – значит, все-таки жив! Непонятная радость вспыхнула внутри будто огонек надежды. Послышался звук открывающегося дверного замка и в камеру вошел его тюремный надзиратель с каким-то пакетом в руках. Он прошел в середину помещения, словно не обращая внимания на заключенного, затем вынул откуда-то из полы своего бушлата большой армейский нож и положил его рядом с пакетом на стол. По правилам тюремного распорядка колюще-режущие предметы в камерах были запрещены. Даже бриться зеки могли только электробритвами. 

— Жри. Завтра с утра после рассвета выдвигаемся, — мужчина развернулся и все так же, не обращая внимания на обитателя камеры, направился к выходу. 

— Ты меня выпустишь? – бросил изумленным голосом Дмитрий ему вслед. – Ты тоже уходишь? Со мной? 

— Это ты пойдешь со мной! – развернувшись у самого выхода, ответил он ему. – Человек, из-за которого я здесь остался, мертв. Ловить здесь уже нечего. Перед смертью он меня просил кое о чем. И я исполняю его предсмертную просьбу. Поэтому ты пойдешь со мной. И мы отправимся в город, чтобы найти ещё одного человека. Вздумаешь шутить по дороге, я тебя убью. 

Он говорил спокойно и ровно, глаза его смотрели с таким же холодным спокойствием. И Дмитрий, поймав его взгляд, понял, этот действительно может. Его слова не были просто угрозой. А ведь ещё час назад, или чуть больше, он сам помышлял напасть на него. Ну посмотрим, что там будет дальше. Вслух же он спросил другое: 

— Как тебя зовут? 
— Зови меня Михалычем. До завтра. 

Дверь вновь закрылась со стальным лязгом замка. Дмитрий подошел к столу, чтобы осмотреть содержимое пакета, который ему оставили. Внутри находились две банки с тушенкой и полбулки белого хлеба. Только сейчас, глядя на еду, он понял, насколько же он оказывается был голоден… 

…Михалыч вернулся под утро, как и обещал. Он встал в проеме двери и Дмитрий, посмотрев на него, сразу обратил внимание на то, что под бушлатом у него виднелся разгрузочный жилет, карманы которого, судя по всему, были набиты автоматными обоймами. В одной руке он держал Ак-74М, а в другой стопку камуфляжной одежды, которую бросил на нары. 

— Надевай и пошли. 

Переодевшись в своё новое облачение, Дмитрий последовал вслед за Михалычем по мрачным узким коридорам тюрьмы, размышляя при этом о том, как непривычно ему было разглядывать окружающие его стены. Он пять лет провел среди них, но видел их впервые, поскольку все эти пять лет его водили на прогулку с завязанными глазами. Пять лет он не видел ничего, кроме нескольких квадратных метров своей камеры и прогулочного бокса, который потом, при выходе на улицу, казался ему гигантским миром, почти вселенной. И сейчас он снова выйдет из этого каменного мешка и вдохнет свежий опьяняющий воздух свободы! Свобода до которой осталось так мало, всего лишь рукой подать. Свобода! И даже удивление от того факта, что его бывший охранник так спокойно идет впереди него, даже не опасаясь, отодвинулось куда-то на второй план. На груди в одном из карманов поблескивал нож, который он получил вчера. Ему оставалось только поднести руку к этой отполированной потрясающе удобной рукояти и… Нет, теперь ему уже не придется убивать. Нет в этом никакой необходимости. Но почему этот человек его не боится? Так уверен в собственных силах? 

— Берись за один конец, а я за другой. И потащили, — сказал ему Михалыч, когда они спустились на один этаж и вошли в небольшую комнату со столом и железной койкой, на которой лежало что-то, завернутое в окровавленное одеяло. 

— Это что, труп? 

— А то ты покойников ни разу не видел! Помнится мне, на двери твоей камере твои подвиги в девять жмуров описывались. А ты что-то какой-то сентиментальный. 

Дмитрий хотел было огрызнуться в ответ, но затем передумал и промолчал. Пусть себе ехидничает, если этому человеку так сильно по вкусу черный юмор. Теперь важно только то, что он наконец сможет покинуть это проклятое место навсегда и обрести свободу. Остальное в этой жизни больше не имеет значения. 

— И вот ещё не забудь прихватить, — указал Михалыч рукой в сторону стола, на котором стояло два больших армейских рюкзака цвета хаки. Дмитрий накинул на плечо один из них, отметив про себя его приличный вес. Интересно, что там внутри? Два рюкзака загружены под завязку патронами? 

Они взялись за одеяло каждый со своей стороны. Михалыч снова пошел первым, показывая дорогу к выходу. Тело, лежащее внутри этого зловещего свертка, казалось легче рюкзаков на спинах раз в десять. «Интересно, чей это труп», — думал Дмитрий, пока их небольшая похоронная процессия спускалась вниз по лестнице. «Может быть какой-то женщины?» 

Когда коридор, по которому они шли, в очередной раз повернул и проход сузился, а впереди показалась железная дверь, Дмитрий почувствовал, что это выход из здания. Сердце в груди учащенно забилось от волнительной радости. Он почувствовал себя каким-то робким мальчишкой, которого через несколько секунд ждет его первое интимное свидание с девушкой. Михалыч пинул дверь ногой и та отворилась с противным скрипом. Навстречу ударил ослепительный (по крайней мере, так тогда показалось Дмитрию) солнечный свет. Изображение в глазах начало медленно расплываться и Дмитрий понял, что это слезы, которые он не мог удержать. Он зажмурил глаза и несколько раз мотнул головой в разные стороны, будто говоря «нет» самому себе, а потом почувствовал, что споткнулся и с трудом сохранил равновесие, чуть не выпустив из рук одеяло. 

— Ну еб твою мать, ты чего такой неуклюжий! – прикрикнул на него Алексей Михайлович, оборачиваясь. 

— Да нормально все. Поскользнулся просто, — пробормотал Дмитрий, продолжа идти. Важнее всего в этот момент ему было не показать этому человеку своих слез. Таким как он слабину показывать нельзя было ни в коем случае. 

Михалыч сделал вид, что ничего не заметил, и они продолжили молча идти. Утренний прохладный воздух нес в себе запахи весны. Так пахла новая жизнь, которая сегодня начиналась с чистого листа у одного из двух людей, которые несли хоронить третьего. Они шли в сторону въездных ворот тюрьмы, туда, где виднелась будка КПП. И поэтому Дмитрий даже не обратил внимание на то, как слева, над прогулочными боксами, с карканьем нарезали круги в своем полете черные стаи птиц. Даже сотни трупов, собранных в одном месте, не могли в эти минуты отнять у него эйфорию праздника, клокотавшего внутри. Он улыбался сам себе, хотелось петь или пуститься в безудержный пляс, отбросив одеяло с покойником в сторону. Новая жизнь! Свобода! Пусть и горькая, омраченная гибелью сотен людей, но свобода. И плевать, кто там и что говорит, про последние дни человечества. Дмитрий поднял голову вверх и увидел десятки каменных пирамид, застывших посреди рассветного неба. 

— Клади пока на землю, — сказал ему тюремный охранник, когда они подошли к будке КПП. – Я пойду внутрь, открою ворота. 

— Постой, Михалыч! Там за забором… Там кто-то есть. Я слышал вчера вечером. 

Михалыч недовольно смерил его недоверчивым взглядом и произнес:   

— Слушай, Нострадамус херов, ты меня начинаешь напрягать. Я уже сомневаюсь, что я правильно сделал, освободив тебя. 

— Да я тебе в натуре говорю, я слышал! – чуть ли не заорал на него Дмитрий, не зная, как объяснить этому человеку наличие у себя необъяснимых способностей, которые он ещё сам в себе до конца не принял. Но он СЛЫШАЛ и знал, что был в том прав. 

Михалыч молча смотрел ему прямо в глаза ещё секунд десять, но Дмитрий заметил, как в его взгляде что-то изменилось. Наконец он сказал: 

— Ну так иди и проверь кто там. Может, там собаки назад вернулись, — вытащив из кобуры свой Макаров, он протянул его Дмитрию. – На. Только смотри, я предупреждал, чтоб без фокусов. 

Дмитрий принял из его рук пистолет, все ещё удивляясь такому доверию со стороны своего нового спутника. Восемьсот грамм приятно тяготили руку. Он перевел флажок предохранителя в боевое положение и направился в сторону ворот. 

— Лопату захвати. Чего порожняком то гонять, — только сейчас Дмитрий обратил внимание на то, что возле стены уже были заранее приготовлены две лопаты и увесистый лом. Он взял лопату в левую руку. Михалыч вошел в будку и через пару мгновений раздался звук работающего электропривода. Первые ворота поехали в сторону, и Дмитрий двинулся вперед. Впереди него были ещё одни, и за ними кто-то находился – он это чувствовал. А потом и услышал, даже несмотря на то, что до цели было несколько десятков метров. 
Под ногами приятно скрипел снег. Он шел вперед и ощущал легкое волнение, как это было с ним всегда перед дракой или перестрелкой. Сейчас что-то будет… Уровень адреналина в крови повышался. Глубокий вдох – выдох. Вторые ворота поехали в сторону. И тут он увидел их.  

Семь оживших трупов бесцельно стояли посреди дороги и смотрели в сторону леса. Звук работающего двигателя привлек их внимание. Они повернули свои изуродованные головы в сторону идущего на них человека. Дмитрий почувствовал, как внутри него как будто что-то оборвалось и упало в ледяную бездну. Семь трупов в изодранных черных тюремных робах с бирками номеров на груди. Семь тел, которые уже начали разлагаться и превращаться в скелеты. Кое-где на их грязных телах даже были видны замерзшие могильные черви. Какая же чудовищная адская сила заставила их подняться из земли? 
Некоторые из них даже не могли его увидеть, потому что у них не было глаз. Они скорее почувствовали его. И направились на встречу, вытягивая вперед свои руки с истертыми в кровь пальцами и отсутствующими ногтями. А он стоял и смотрел на них, не в силах оторвать свой взгляд от этого ужасающего зрелища. 

— Хули ты стоишь?! Стреляй! – раздался голос Михалыча откуда-то сверху из динамиков, висящих на стене. Дмитрий обернулся и увидел его лицо в одном из окон. Ворота позади него поехали в обратную сторону, отрезая ему путь назад. 

— Ты чего творишь? – Дмитрий почувствовал, как мурашки побежали по его спине. 

— Стреляй, бля-я-ять! В головы им стреляй, иначе не убьешь! 
Только что освобожденный заключенный воткнул лопату в снег прямо перед собой и, обхватив рукоять пистолета поудобнее, пальцами левой руки снизу, как учили, поймал голову ближайшего к нему мертвеца на мушку прицела. Раздался первый выстрел. Голова с пустыми глазницами дернулась, тело рухнуло вниз, словно подкошенное невидимым серпом. Дмитрий не стрелял уже более пяти лет. Но тут, как езда на велосипеде – если один раз получилось, то уже не разучишься. Второй выстрел, третий, четвертый, пятый. Уродливые, мерзкие черепа, обтянутые кожей, дергались в такт музыке смерти, а тела падали на землю. Шестого выстрела не последовало. Палец несколько раз нажал на спусковой крючок, но пистолет молчал, отказываясь выплевывать очередную порцию свинца. 

— Че за херня? У меня патроны кончились! 

— Конечно. Я ведь из него уже стрелял, — Дмитрий обернулся на окно КПП и увидел в нем спокойное лицо тюремного надзирателя. Да нет же, он похоже даже смеялся над ним одними своим глазами, внешне не показывая этого. – Лопатой бей! Зря что ли с собой взял? 
— Ну ты и сука! – он отбросил в сторону ненужный более пистолет и схватился за деревянный черенок, сжав его в ладонях до хруста в пальцах. Двое оставшихся медленно, но уверенно приближались. Внутри закипала какая-то непонятная злость, адресованная непонятно кому. Между ним и свободой оставались всего две мишени, которые нужно уничтожить. Всего две! Да будь их сейчас хоть десять, он все равно разорвал бы их на куски собственными руками. А если бы было надо, то пустил бы вход и зубы. 

Один из надвигающихся на него трупов неожиданно издал какой-то звук, отдаленно напоминающий рык, и побежал на него, пытаясь ухватить за шею своими изгнившими руками. Дмитрий не ожидал такой прыти от этих бездушных созданий, но все равно успел пригнуться и отскочить в сторону, нанося при этом рубящий удар лопатой сзади по ноге проносящегося мимо трупа. Послышался хруст костей, полуразвалившаяся плоть не выдержала, и стопа отделилась от голени. Нападавший упал и не представлял пока серьезной опасности. Дмитрий развернулся ко второму и закричал во все горло, больше для себя, чем для того, чтобы кого-то напугать, а затем прыгнул вперед и принялся неистово рубить лопатой голову восставшего трупа. Куски лопающейся кожи и обломки костей полетели в разные стороны. В нос ударила волна невыносимой гнилостной вони. Наконец, череп не выдержал и треснул, словно разломленный арбуз. Остатки мозга вылетели на снег, сам труп свалился следом. Дмитрий подошел к тому первому, что продолжал упрямо ползти в его сторону, отказываясь признавать, что бой проигран. Лопата, насаженная на черенок, вся измялась и изогнулась, больше не представляя из себя серьезное орудие для убийства. Он откинул ее в сторону, туда, где уже валялся ПМ, и достал подаренный ему нож. Лезвие вошло в височную долю черепа, пробив её, как картон. Последний из семерых затих. Дмитрий вытер нож об жалкую ветошь, которую из себя представляла одежда убитого, и спрятал его обратно в нагрудный карман. Ворота открылись. 

Михалыч медленным шагом прошел к центру поля боя и поднял с земли свой ПМ. Он молчал, давая Дмитрию перевести дух и прийти в себя. Когда тот почувствовал, что волнение и злость внутри него схлынули, он спросил у своего товарища как можно спокойным тоном: 

— Это что такое сейчас было, командир? 

Тот ответил ему также спокойно, так, как будто ничего и не бывало, меняя попутно обойму в своем пистолете:

 
— Так должен же я был как-то тебя проверить. Узнать, чего ты стоишь. 

— Ну, узнал? И чего я стою? 

— Откровенно говоря, не особо многого. Но для человека, который пять лет тухнул в одиночке – пойдет. По крайней мере, стрелять не разучился.  

Через шесть часов они вдвоем выдолбили замерзшую землю на глубину, которую Михалыч посчитал достаточной, чтобы можно было провести захоронение. Они аккуратно опустили одеяло с покойником на дно свежевыкопанной ямы, постояли с минуту в тишине, слушая, как воронье довольно кричит, кружась над «Безмолвным монахом», и принялись закидывать землю обратно. Закапывать у них получалось гораздо быстрее, чем рыть. Через полчаса могилка была готова и они даже водрузили на ней некоторое подобие креста, на скорую руку сколоченное охранником ещё прошлой ночью. Вот и все. Спи спокойно, святой отец Яков. Больше в этом Богом забытом месте их ничего уже не держало. 

Двое новых знакомых накинули на спину рюкзаки и двинулись по дороге через лес, в ту сторону, откуда в небо поднимались столбы черного дыма. Там находился город, в котором по прежнему ещё были живые люди. 

Продолжение следует...